Неточные совпадения
И ношу твою облегчила
судьба,
Сопутница дней славянина!
Еще ты в семействе раба,
Но
мать уже вольного сына!..
А счастье было так возможно,
Так близко!.. Но
судьба моя
Уж решена. Неосторожно,
Быть может, поступила я:
Меня с слезами заклинаний
Молила
мать; для бедной Тани
Все были жребии равны…
Я вышла замуж. Вы должны,
Я вас прошу, меня оставить;
Я знаю: в вашем сердце есть
И гордость, и прямая честь.
Я вас люблю (к чему лукавить?),
Но я другому отдана;
Я буду век ему верна».
Нужно, чтобы он речами своими разодрал на части мое сердце, чтобы горькая моя участь была еще горше, чтобы еще жалче было мне моей молодой жизни, чтобы еще страшнее казалась мне смерть моя и чтобы еще больше, умирая, попрекала я тебя, свирепая
судьба моя, и тебя — прости мое прегрешение, — Святая Божья
Матерь!
Подумайте об этом;
судьба вашего брата и вашей
матери в ваших руках.
Последнее обстоятельство было уж слишком необъяснимо и сильно беспокоило Дуню; ей приходила мысль, что
мать, пожалуй, предчувствует что-нибудь ужасное в
судьбе сына и боится расспрашивать, чтобы не узнать чего-нибудь еще ужаснее.
Впрочем, уж такая была его
судьба, что пришлось бы ему ехать, хотя бы
матерью Верочки был кардинал Меццофанти; и он не роптал на
судьбу, а ездил повсюду, при Жюли, вроде наперсницы корнелевской героини.
Судьбе и этого было мало. Зачем в самом деле так долго зажилась старушка
мать? Видела конец ссылки, видела своих детей во всей красоте юности, во всем блеске таланта, чего было жить еще! Кто дорожит счастием, тот должен искать ранней смерти. Хронического счастья так же нет, как нетающего льда.
Что касается до твоего положения, оно не так дурно для твоего развития, как ты воображаешь. Ты имеешь большой шаг над многими; ты, когда начала понимать себя, очутилась одна, одна во всем свете. Другие знали любовь отца и нежность
матери, — у тебя их не было. Никто не хотел тобою заняться, ты была оставлена себе. Что же может быть лучше для развития? Благодари
судьбу, что тобою никто не занимался, они тебе навеяли бы чужого, они согнули бы ребяческую душу, — теперь это поздно.
Он знал, что его считали за человека мало экспансивного, и, услышав от Мишле о несчастии, постигшем мою
мать и Колю, он написал мне из С.-Пелажи между прочим: «Неужели
судьба еще и с этой стороны должна добивать нас?
Княгиня осталась одна. У нее были две дочери; она обеих выдала замуж, обе вышли не по любви, а только чтоб освободиться от родительского гнета
матери. Обе умерли после первых родов. Княгиня была действительно несчастная женщина, но несчастия скорее исказили ее нрав, нежели смягчили его. Она от ударов
судьбы стала не кротче, не добрее, а жестче и угрюмее.
— Надо помогать
матери — болтал он без умолку, — надо стариково наследство добывать! Подловлю я эту Настьку, как пить дам! Вот ужо пойдем в лес по малину, я ее и припру! Скажу: «Настасья! нам
судьбы не миновать, будем жить в любви!» То да се… «с большим, дескать, удовольствием!» Ну, а тогда наше дело в шляпе! Ликуй, Анна Павловна! лей слезы, Гришка Отрепьев!
Человек вообще меряет свое положение сравнением. Всему этому кругу жилось недурно под мягким режимом
матери, и до вечерам в нашей кухне, жарко натопленной и густо насыщенной запахом жирного борща и теплого хлеба, собиралась компания людей, в общем довольных
судьбой… Трещал сверчок, тускло горел сальный каганчик «на припiчку», жужжало веретено, лились любопытные рассказы, пока кто-нибудь, сытый и разомлевший, не подымался с лавки и не говорил...
Но у Мити нет силы поддержать свое требование и, встретив отказ от
матери и от дочери, он довольно скоро и сам отказывается от своего намерения, говоря: «Ну, знать, не
судьба».
Но воздух самодурства и на нее повеял, и она без пути, без разума распоряжается
судьбою дочери, бранит, попрекает ее, напоминает ей долг послушания
матери и не выказывает никаких признаков того, что она понимает, что такое человеческое чувство и живая личность человека.
И Митя отходит, зная, что «Любови Гордеевне за Коршуновым не иначе как погибать надобно»; и она это знает, и
мать знает — и все тоскливо и тупо покоряются своей
судьбе…
В сцене с Надей в саду он выказывает себя пустым и дрянным мальчиком — не больше; но в последней сцене, когда он узнал о гневе
матери и о
судьбе, грозящей Наде, он просто гадок…
Затем начинается о
судьбе ее интимный совет между
матерью и сыном.
Даже о
судьбе дочери жена не смеет ничего сказать ему: «Смотрит зверем, ни словечка не скажет, — точно я и не
мать…
Но я всё это хотел вознаградить потом моею дружбой, моим деятельным участием в
судьбе несчастного господина Бурдовского, очевидно, обманутого, потому что не мог же он сам, без обмана, согласиться на такую низость, как, например, сегодняшняя огласка в этой статье господина Келлера про его
мать…
— Да что дома? Дома всё состоит в моей воле, только отец, по обыкновению, дурачится, но ведь это совершенный безобразник сделался; я с ним уж и не говорю, но, однако ж, в тисках держу, и, право, если бы не
мать, так указал бы дверь.
Мать всё, конечно, плачет; сестра злится, а я им прямо сказал, наконец, что я господин своей
судьбы и в доме желаю, чтобы меня… слушались. Сестре по крайней мере всё это отчеканил, при
матери.
От женихов не было отбоя, а пока отец с
матерью думали да передумывали, кого выбрать в зятья, она познакомилась на покосе в страду с Окулком, и эта встреча решила ее
судьбу.
Мать понимала, что этот шум поднят работой ее сына. Она видела, как люди стягивались вокруг него, — и опасения за
судьбу Павла сливались с гордостью за него.
— Ах, детки, детки! — говорит он, — и жаль вас, и хотелось бы приласкать да приголубить вас, да, видно, нечего делать — не
судьба! Сами вы от родителей бежите, свои у вас завелись друзья-приятели, которые дороже для вас и отца с
матерью. Ну, и нечего делать! Подумаешь-подумаешь — и покоришься. Люди вы молодые, а молодому, известно, приятнее с молодым побыть, чем со стариком ворчуном! Вот и смиряешь себя, и не ропщешь; только и просишь отца небесного: твори, Господи, волю свою!
— По-настоящему прозвище мне не Бляхин, а… Потому, видишь ты, —
мать у меня была распутной жизни. Сестра есть, так и сестра тоже. Такая, стало быть, назначена
судьба обеим им.
Судьба, братаня, всем нам — якорь. Ты б пошел, ан — погоди…
Живет какой-нибудь судья, прокурор, правитель и знает, что по его приговору или решению сидят сейчас сотни, тысячи оторванных от семей несчастных в одиночных тюрьмах, на каторгах, сходя с ума и убивая себя стеклом, голодом, знает, что у этих тысяч людей есть еще тысячи
матерей, жен, детей, страдающих разлукой, лишенных свиданья, опозоренных, тщетно вымаливающих прощенья или хоть облегченья
судьбы отцов, сыновей, мужей, братьев, и судья и правитель этот так загрубел в своем лицемерии, что он сам и ему подобные и их жены и домочадцы вполне уверены, что он при этом может быть очень добрый и чувствительный человек.
С самым напряженным вниманием и нежностью ухаживала Софья Николавна за больным отцом, присматривала попечительно за тремя братьями и двумя сестрами и даже позаботилась, о воспитании старших; она нашла возможность приискать учителей для своих братьев от одной с ней
матери, Сергея и Александра, из которых первому было двенадцать, а другому десять лет: она отыскала для них какого-то предоброго француза Вильме, заброшенного
судьбою в Уфу, и какого-то полуученого малоросса В.-ского, сосланного туда же за неудавшиеся плутни.
— А зачем говорить? — возразила Олеся. — Что у
судьбы положено, разве от этого убежишь? Только бы понапрасну человек свои последние дни тревожился… Да мне и самой гадко, что я так вижу, сама себе я противна делаюсь… Только что ж? Это ведь у меня от
судьбы. Бабка моя, когда помоложе была, тоже смерть узнавала, и моя
мать тоже, и бабкина
мать — это не от нас… это в нашей крови так.
Благие вмешательства моей
матери в
судьбы странников начались с первого же ночлега по петербургскому шоссе, которое существует и поднесь, но о котором все вы, нынешние легковесные путешественники, разумеется, не имеете никакого понятия.
Судьба Зотушки, любимого сына Татьяны Власьевны, повторяла собой
судьбу многих других любимых детей — он погиб именно потому, что
мать не могла выдержать с ним характера и часто строжила без пути, а еще чаще миловала.
Главное же наслаждение доставляла ему усиленная деятельность воображения, бессвязно и отрывисто, но с поразительною ясностью представлявшего ему в это время самые разнообразные, перемешанные и нелепые образы и картины из прошедшего и будущего То представляется ему пухлая фигура Давыдки-Белого, испуганно-мигающего белыми ресницами при виде черного, жилистого кулака своей
матери, его круглая спина и огромные руки, покрытые белыми волосами, одним терпением и преданностью
судьбе отвечающие на истязания и лишения.
— Эта встреча плохо отозвалась на
судьбе Лукино, — его отец и дядя были должниками Грассо. Бедняга Лукино похудел, сжал зубы, и глаза у него не те, что нравились девушкам. «Эх, — сказал он мне однажды, — плохо сделали мы с тобой. Слова ничего не стоят, когда говоришь их волку!» Я подумал: «Лукино может убить». Было жалко парня и его добрую семью. А я — одинокий, бедный человек. Тогда только что померла моя
мать.
— Синьоры, — сказала она, — вы уже слышали, что это касается чести всех вас. Это — не шалость, внушенная лунной ночью, задета
судьба двух
матерей — так? Я беру Кончетту к себе, и она будет жить у меня, до дня, когда мы откроем правду.
Три тяжкие доли имела
судьба,
И первая доля: с рабом повенчаться,
Вторая — быть
матерью сына раба,
А третья — до гроба рабу покоряться,
И все эти грозные доли легли
На женщину русской земли.
— Покориться
судьбе, — продолжал Рудин. — Что же делать! Я слишком хорошо знаю, как это горько, тяжело, невыносимо; но посудите сами, Наталья Алексеевна, я беден… Правда, я могу работать; но если б я был даже богатый человек, в состоянии ли вы перенести насильственное расторжение с вашим семейством, гнев вашей
матери?.. Нет, Наталья Алексеевна, об этом и думать нечего. Видно, нам не суждено было жить вместе, и то счастье, о котором я мечтал, не для меня!
Мать употребила все влияние своей любви на меня, чтобы я понял, какого человека
судьба послала мне наставником.
Так состоялось их знакомство. И, глядя вслед удалявшемуся Колесникову, менее всего думал и ожидал Саша, что вот этот чужой человек, озабоченно попрыгивающий через лужи, вытеснит из его жизни и сестру и
мать и самого его поставит на грань нечеловеческого ужаса. И, глядя на тихое весеннее небо, голубевшее в лужах и стеклах домов, менее всего думал он о
судьбе, приходившей к нему, и о том, что будущей весны ему уж не видать.
— Да, и жестокий. Но главное, тупой и ужасно тяжелый, и его ни в чем нельзя было убедить, и что бы он ни делал, всегда от этого страдали другие. И если б хоть когда-нибудь раскаивался, а то нет: или других обвинял, или
судьбу, а про себя всегда писал, что он неудачник. Я читал его письма к
матери… давнишние письма, еще до моего рождения.
Но, сознаюсь, вполне сознаюсь, не мог бы я изобразить всего торжества — той минуты, когда сама царица праздника, Клара Олсуфьевна, краснея, как вешняя роза, румянцем блаженства и стыдливости, от полноты чувств упала в объятия нежной
матери, как прослезилась нежная
мать и как зарыдал при сем случае сам отец, маститый старец и статский советник Олсуфий Иванович, лишившийся употребления ног на долговременной службе и вознагражденный
судьбою за таковое усердие капитальцем, домком, деревеньками и красавицей дочерью, — зарыдал, как ребенок, и провозгласил сквозь слезы, что его превосходительство благодетельный человек.
Лескова.).] проезжал из Англии через Петербург в Москву для свидания с тамошними раскольниками, которым впоследствии этот визит наделал кучу хлопот, а приютившему Кельсиева московскому купцу, Ивану Ивановичу Шебаеву, стоил даже продолжительной потери свободы, чего старушка
мать Шебаева не перенесла и умерла, не дождавшись решения
судьбы арестованного сына.
Она любила своих подруг, своих наставниц, страстно любила своего отца, и, конечно, если бы
судьба послала ей доброго мужа, она сделалась бы доброй женой и нежной
матерью, и вся бы жизнь ее протекла в выполнении этого чувства любви, как бы единственной нравственной силы, которая дана была ей с избытком от природы.
В тоске об отце и о
матери, которых нежно любила, она вовсе не имела и времени размышлять ни о своей
судьбе, ни о своем похитителе.
«Мари! Я осмеливаюсь называть вас этим отрадным для меня именем, потому что вашим наивным да, сказанным на вечере у Мамиловой, вы связали вашу
судьбу с моей. Но люди хотят расторгнуть нас: ваша
мать приготовила другого жениха. Вы его, конечно, знаете, и потому я не хочу в этих строках называть его ужасного для меня имени; оно, конечно, ужасно и для вас, потому что в нем заключается ваша и моя погибель.
Была ли она задолго еще перед тем под влиянием грустного чувства, тяготило ли ее, более чем когда-нибудь, одиночество или была другая какая причина, но только вся жизнь, все горести, вся
судьба ее прояснились, пробудились и разом отозвались в ее сердце; в эту минуту с мыслью о
матери как бы впервые сознала она всю горечь тяжкой своей доли.
Самый нежный отец, самая заботливая
мать с невыразимою беспечностью предоставляют свое детище на волю
судьбы, нисколько не думая даже о физическом развитии ребенка, которое считается у них главным и в то же время единственным, ибо ни о каком другом и мысль не заходит им в голову.
После этих двух важных в жизни нашего героя событий в
судьбе его произошел большой перелом: охочий ходок с почтою, он уже не захотел ездить с почтарем и стал искать себе другого места, — опять непременно там же, в Солигаличе, чтобы не расстаться с
матерью, которая в то время уже остарела и, притупев зрением, стала хуже печь свои пироги.
— Нет, я должна была выйти за него. Послушайте, теперь я с вами могу говорить откровенно. Знаете ли, что мы ему до свадьбы были должны сто тысяч, и если бы ему отказали, он хотел этот долг передать одному своему знакомому, а тот обещал посадить
мать в тюрьму. Неужели же я не должна была пожертвовать для этого своею
судьбою? Я бы стала после этого презирать себя.
Послушай — у тебя был брат.
Он старше был тебя…
судьбою чудной,
Бежа от инквизиции, отец твой
С покойной
матерью его оставили
На месте том, где ночевали;
Страх помешал им вспомнить это…
Быть может, думали они, что я
Его держала на руках… с тех пор
Его мы почитали все умершим
И для того тебе об нем не говорили!
А может быть он жив — как знать!
Ведь божья воля неисповедима!
Соколова (жмёт ей руку). Вы —
мать, вы не можете ошибаться, когда речь идёт о
судьбе сына…
В непродолжительном времени
судьба моя была решена моим отцом и
матерью: через несколько месяцев, в начале 1807 года, я должен был выйти из университета для поступления в статскую службу в Петербурге.
Знаю, знаю, маточка (спешит он прибавить, обращаясь к Вареньке), что нехорошо это думать, что это вольнодумство; но по искренности, по правде-истине, — зачем одному еще во чреве
матери прокаркнула счастье ворона-судьба, а другой из воспитательного дома на свет божий выходит?